Бронза, камень, храм и крест
Памятники славы и скорби в истории России
Более половины из тысячи с лишним лет истории России, как подсчитали историки, наша страна провела в больших и малых войнах. Самый древний по возрасту из дошедших до нас воинских памятников России — знаменитый Козельский крест. Не один век простоял он на кургане, под которым, как гласит предание, покоились останки жителей Козельска, убитых в 1238 году татарами после взятия «злого города». Метровый массивный крест - бывший языческий идол с обтесанными руками - находится ныне в историко-краеведческом музее, посещение которого входит в программы всех экскурсий по Козельску — городу российской воинской славы.

И даже «буденовка»
До революции 1917 года главными воинскими памятниками были храмы. На Куликовом поле их два – это храм в селе Монастырщина  (по легенде, он возведен на месте деревянной часовни над первым братским захоронением), и один из последних храмов былой России, построенный по проекту Алексея Щусева, — он был закончен и освящен уже при советской власти.
Одни «триумфальные» храмы дошли до нас практически в неизменном виде, как, например, храм Покрова на рву, он же Василий Блаженный. Правда, сегодня трудно представить, что в XVI веке храм был двухцветным, бело-красным. Другие ветшали и заменялись другими, как храм на месте битвы при Молодях под Москвой, «Бородина XVI века» — его хорошо видно от станции Колхозная Курского направления.
Ставили храмы и в честь мирных соглашений, прекращавших долгие и кровопролитные войны, например, в подмосковном, близ Сергиева Посада, селе Деулино — Деулинский мир 1618 года ознаменовал фактическое окончание для Руси Смутного времени. Правда, ни один из туристических автобусов, спешащих по этой дороге в Углич и Мышкин, возле древнего храма не останавливается.
Первый памятник новым веяниям и новым временам, точнее, его четырехметровый макет — триумфальный столп в честь Полтавской победы — Москва недавно видела на юбилейной выставке в ее честь. Встречали героев Полтавского похода и диковины, вовсе до того на Руси невиданные, — триумфальные ворота, тогда еще деревянные и временные. Это уже потом и столпы — вроде того, что появился в 1848 году на Куликовом поле - и арки вошли в большую моду, особенно в столицах. Одним из первых памятников «нового типа» стала Чесменская колонна в Царском Селе. А поставленная Осипом Бове у московской Тверской заставы Триумфальная арка считалась таким же символом победы в войне 1812 года, как и храм Христа Спасителя. Правда, с существенной разницей: никакой скорби о павших в символике арки, конечно, нет — в отличие от храма, где на победных досках указаны и количество, и даже имена павших.
Тоновский храм стал первым в ряду себе подобных. Правда, сколько точно сегодня в России храмов в честь победы в первой отечественной, точно не знает никто. Предположительно, около ста, с учетом тех, что после лихолетья 1930-х восстанавливаются — как, например, в Симбирске-Ульяновске. Первыми же в России «серийными» памятниками стали напоминавшие по формам часовни монументы, воздвигнутые к 25-летию войны 1812 года на местах важнейших битв — в Бородине, Смоленске, Тарутине, Малоярославце.
России в последние три века на полях сражений чаще сопутствовала удача. Но и павших не забывали: достаточно вспомнить мемориальный храм-пирамиду в Севастополе и, увы, так и не возрожденный петербургский Спас-на-водах. Это печальная, в честь павших при Цусиме, копия храма Покрова на Нерли, в «оригинале» древнейший в России храм-памятник походу князя Андрея Боголюбского на волжских болгар и убитому в нем княжескому сыну Изяславу.
Последние воинские мемориалы появились в дореволюционной России в начале ХХ века  — огромная Колонна победы в Полтаве и целая группа самых разнообразных монументов на Бородинском поле - все больше в моду входили обелиски, увенчанные орлами или эмблемами полков. А вот миллионам павших в Первой мировой не повезло — новая власть объявила ее захватнической, «империалистической», потому памятников погибшим в Галиции, в Мазурских болотах, в изматывающих окопных боях в России нет — если не считать небольшого,  мало кому известного мемориала, возрождаемого в Москве в районе бывшего Всехсвятского кладбища. Хотя любому сегодня известен такой оригинальный «памятник» Первой мировой войны, как созданный Виктором Васнецовым для предполагавшегося парада победы в Берлине головной убор, впоследствии названный «буденовкой».

Хорошо забытое старое
1920-е годы породили совсем иную монументальную стилистику. Долой кресты и всякую «поповщину» — отныне и навсегда памятники, мемориалы и захоронения неизменно увенчиваются красной звездой. Или серпом и молотом, к которым иногда прибавлялась шестеренка.
А после 22 июня 1941 года надолго стало вообще не до памятников. Наскоро поставить камень на братской могиле или ту же самую звезду — чтобы потом вернуться и поставить памятник, достойный павших за Отечество.
После Победы вместе с офицерскими погонами, вернулась — пусть и скрытно, пусть местами — старая, казалось бы, давно забытая и запрещенная стилистика. Все знают знаменитый памятник воину-освободителю в Трептов-парке, чье подножие представляет собой самую настоящую часовню? Только вместо Христа — Сталин.
Дальше — больше. Типичные воинские памятники «большого» сталинского стиля конца 1940-х годов — станция «Комсомольская - кольцевая», вестибюль станции московского метро «Парк культуры — кольцевая». Там снова — церковный интерьер в чистом виде: купол, медальоны (правда, не с евангелистами, а с физкультурниками), паруса. А «триумфальные» вокзалы, например, в Харькове с двумя такими знакомыми по тем же Молодям башнями - «колокольнями»? Вокзал в Курске в этом отношении и вовсе уникален — в первую очередь, это огромный мемориал героям Курской битвы, и только во вторую — пристанище для пассажиров. Причем пристанище с чертами весьма оригинальными — с огромными, окруженными пышными балюстрадами круглыми отверстиями в полу, позволяющими свободно видеть нижний этаж вокзала. Тот же самый прием в храме-усыпальнице Шереметевых в Новоспасском монастыре и в Успенском монастыре Старицы.
Вполне естественно, что в первые послевоенные годы памятники «малых форм» стали появляться по всему СССР сотнями и тысячами, причем тогда  поднимавшейся из руин стране было не до тотально-мелочного контроля за каждым из них. Так рождались памятники героям войны, возможно, и небезупречные с точки зрения стиля (а с точки зрения некоторых — и элементарного вкуса), но небольшие, камерные и очень искренние. Как тот — подобных сохранилось очень мало! - что был возведен в конце 1940-х в древнем Каменце-Подольском: четыре уменьшающихся ярко-голубых с желтой оторочкой известняковых параллелепипеда друг на друге, верхний увенчан четырьмя небольшими, чем-то перевитыми  ионическими колоннами, на них — большая красная звезда, а внизу — погребальная урна и склонившаяся перед ней солдатская мать. Таких памятников сегодня осталось очень мало.
Вскоре появился совсем новый род военных памятников: танки, самоходки, артиллерийские орудия, боевые самолеты, даже корабли на пьедесталах. Ничего подобного в дореволюционной монументальной истории не было - пушки иногда встречались, как, скажем, в Бородине, но там они были лишь элементом оформления.
«Хорошо бы, когда кончится конфликт, вместо всяких обычных памятников поставить в степи на высоком месте один из погибших здесь танков, избитый осколками снарядов, развороченный, но победивший», - писал Константин Симонов в своих халхин-гольских записках. - Эта же идея постепенно рождалась у самых разных людей: на нее наталкивала сама война». 

Типовые памятники, типовые чувства
И понятно, если дело шло, например, о танке, который действительно первым ворвался в тот или иной городок. Или о танке как о памятнике конкретному человеку — его автору: таковы «тридцатьчетверки» установленные в честь Михаила Кошкина под Переславлем (где никакой войны уже лет четыреста не было), у поворота на его родную деревню Брынчаги. Но когда те же «образцы техники», иной раз очень грубо сработанные, начали превращаться в «типовые проекты», изюминка идеи начала исчезать. Отчасти возродившись, впрочем, в постсоветские времена, когда на пьедесталах появились образцы военной техники, поставлявшейся по ленд-лизу — таковы английский истребитель «Харрикейн» под Мурманском и американская «Аэрокобра» в Якутске. Правда, и тут историческая правда торжествует далеко не всегда — не счесть, например, памятников легендарным «катюшам». Но где хоть один памятник американским «студебеккерам», на шасси от которых устанавливались реактивные минометы и на которых наша армия прошла чуть ли не всю войну?
Постепенно начали исчезать из памятников не только свежие идеи, но и обычные человеческие чувства. Какова доминанта первых послевоенных памятников? Разумеется, скорбь по навеки ушедшим. Но чем дальше, тем меньше советскому человеку надлежало скорбеть — вспомним историю с запретом самого великого из нематериальных памятников героям войны — песни «Враги сожгли родную хату». Все больше становилось бронзы, накачанных мышц, оружия, «пассионарных» жестов — и все меньше мысли. Все больше, увы, становилось «типовых проектов» («автоматчик на одном колене», «автоматчик на двух коленях», «автоматчик, идущий в бой», «скорбящая мать» и т. п. - прямо как каталог «образцовых» тоновских храмов), которые любому личному, искреннему чувству просто противопоказаны.
И если в местах, напрямую с боями не связанных, «колоссы» еще были в какой-то степени уместны (как огромные статуи и скульптурыные группы на московских станциях метро - «Партизанская», «Белорусская»), то в местах, обильно политых кровью...  Хорош «земной» ансамбль на Мамаевом кургане — восхождение к вершине, стены с профилями защитников, «море слез», поминальный зал с вечным огнем... Но что женского и материнского в гигантской статуе с мечом? Это, скорее, как сказал поэт, «охрипший от ярости ангел добра». В итоге этот стиль выродился в сущую карикатуру на себя, вроде киевской «бой-бабы» на Лысой горе, полностью «забившей» собой Великую Лаврскую колокольню. «Украсили» наши города и другие монументальные чудеса — например, памятники — по преимуществу гигантские обелиски - не в честь конкретных героев, а честь Указов (о, чудо отечественной бюрократии!) о присвоении такому-то городу звания «города-героя».

Снова «иже под колоколы»
Новый век принес и новые песни. «Вернитесь к прошлому — это и будет прогрессом», - говорил классик. Вернулись: не перечесть новых храмов,  часовен и триумфальных столпов в старинном вкусе, воздвигнутых на местах боев. Некоторые — как колонна победы и храм Петра и Павла в древнем русском стиле «иже под колоколы» на Прохоровском поле (оба памятника отлично видны из поездов крымского направления на 648–652-м километрах от Москвы) или часовня на севастопольской Сапун-горе - давно «вросли» в ландшафт и смотрятся вполне органично.
Стали появляться и новые, оригинальные памятники, жанр которых даже трудно определить. Памятник воину-освободителю в берлинском Трептов-парке известен всем, но, дополняя его, в канун 65-летия Победы в Тамбове появился изваянный в бронзе житель города, солдат Иван Одарченко (ему недавно исполнилось 82 года), который позировал Евгению Вучетичу для берлинского монумента. В Киеве, рядом с метро «Арсенальная» поставлен памятник Леониду Быкову — точнее, его герою, капитану Титаренко из фильма «В бой идут одни старики» работы Владимира Щура, уже увековечившему в украинской столице на радость туристам Паниковского и Проню Прокоповну с Голохвастовым. Хотя, строго говоря, первый памятник вымышленному герою войны был поставлен еще пятнадцать лет назад — к 50-летию Победы в центре Смоленска на пьедестале появились Василий Теркин и его творец.
Храмы и часовни снова становятся главной военно-монументальной формой (чему нельзя не порадоваться), но и привычные с середины прошлого века формы теперь иногда воспроизводятся весьма удачно — как только что открытая в Александровском саду стела в честь городов воинской славы. Или вполне традиционный камень из Вологды («Побег из ада») в честь десятки отважных во главе с Михаилом Девятаевым, среди которых был и вологжанин Владимир Соколов, угнавших в конце 1944 года из концлагеря на острове Узедом немецкий бомбардировщик.
С приходом нового поколения монументалистов появились и совсем непривычные для советских времен памятники. Например, небольшой, но редкостно проникновенный мемориал в Мышкине, с которого начинаются все экскурсии по городу  - безусловно, один из лучших в новой России. На одной стеле — отрывки из писем простого солдата, местного уроженца, погибшего в Сталинграде, к своей семье. На другой — письма семьи к нему. Посередине — открытая книга и керосиновая лампа. Рядом — вечный огонь и небольшая статуя идущего солдата со скаткой и мосинской трехлинейкой — как воспоминание о первом, самом страшном периоде войны. И одна-единственная надпись: о том, что Честь, Отечество и Долг были для ушедших на фронт превыше всего. Никакого пафоса, никакого ура-патриотизма, никакой «державности». Человек — превыше всего. Вот бы и всегда так. И в отношении к памятникам, и в отношении к еще живым.

«Пойдем, братцы, за границу бить Отечества врагов...»
Совершенно особая страница отечественной воинской монументалистики — памятники, воздвигнутые российским воинам всех поколений за границей. Первые из них появились в канун столетних юбилеев заграничных походов русской армии конца XVIII — начала XIX века. Самые знаменитые —  грандиозный мемориал у Чертова моста в Швейцарии, построенный в 1899 году на специально купленной русским правительством перед столетием швейцарского похода Суворова земле, и шатровый храм-памятник (1813) в Лейпциге в честь Битвы народов. Оба памятника входят сегодня в туристские маршруты по Швейцарии и Германии.
Не обижены вниманием путешествующих и памятники, поставленные советским воинам в освобожденных ими в 1944–1945 годах европейских столицах (Берлин, Братислава, Будапешт, Вена и т.д.), тем более что некоторые из них — как созданный знаменитым венгерским скульптором Ж. Кишфалуди-Штроблем памятник на горе Геллерт в Будапеште — давно признаны выдающимися произведениями монументального искусства. Но специальных туристских маршрутов по местам российской воинской славы в Европе (например, по следам  тех же итальянского и швейцарского похода Суворова) как не было, так и нет — в лучшем случае разовые группы организовываются в юбилейные дни. Возможно, дело в том, что не существует соответствующей информационной базы: например, за последние годы вышло немало хороших книг о русских православных храмах за рубежом. Но ни справочников, ни тем более путеводителей по русским воинским мемориалам за рубежом (хотя бы в Европе) сегодня не найти. А ведь Европой дело не ограничивается. Советские войны принимали участие в японо-китайской войне, сражались на Халхин-Голе, освобождали Маньчжурию и Корею. И в память об этом возведено немало памятников. Соответствующие сведения можно найти в интернете, но поиск этот сопряжен с большим объемом работы. Возможно, все это — как и специализированные маршруты — со временем появится на отечественном туристическом рынке.

Георгий ОСИПОВ